Нынешний финансовый кризис был ускорен возникновением "пузыря" на
рынке жилья в США. В определенном плане он похож на другие кризисы,
которые случались со времен окончания Второй мировой войны с
интервалами в 4-10 лет.
Однако есть и глубокое отличие:
нынешний кризис знаменует окончание эры кредитной экспансии, опорой
которой был доллар в качестве международной резервной валюты.
Периодические кризисы были элементами более широкого процесса бумов и
спадов. Нынешний кризис – кульминация супербума, который затянулся
более чем на 60 лет.
Процессы, в ходе которых бум сменяется
спадом, обычно вращаются вокруг кредитов и всегда содержат в себе некий
предрассудок или заблуждение. Обычно это неспособность осознать
рефлекторную, кольцеобразную взаимосвязь между готовностью давать в
долг и стоимостью имущества, под залог которого предоставляются займы.
Легкость получения кредитов порождает спрос на них, который приводит к
подорожанию недвижимости, что, в свою очередь, наращивает объемы
доступных кредитов. "Пузырь" возникает, когда люди покупают дома в
надежде рефинансировать свою ипотеку с лихвой. Характерный образчик –
это недавний бум жилой недвижимости в США. Но 60-летний супербум –
явление более сложного порядка.
Всякий раз, когда кредитная
экспансия сталкивалась с трудностями, вмешивались финансовые органы,
проводя интервенции ликвидности и находя другие способы стимулирования
экономики. Это породило систему ассиметричных стимулов, также известную
как катализатор беспечности, которая поощряла еще большую кредитную
экспансию. Система оказалась столь успешной, что люди уверовали в то,
что экс-президент США Рональд Рейган называл магией рынка, а я называю
рыночным фундаментализмом. Фундаменталисты полагают, что рынки тяготеют
к равновесию и для всеобщего блага самое лучшее, когда участникам
позволяют преследовать их собственные, корыстные интересы. Но это
очевидное заблуждение: только вмешательство властей спасало финансовые
рынки от обрушения – они не спасались сами. Тем не менее, рыночный
фундаментализм сделался господствующей идеологией в 1980-е годы, когда
началась глобализация финансовых рынков, а у США появился дефицит
текущего счета платежного баланса.
Глобализация позволяла США
засасывать сбережения всего остального мира и потреблять больше, чем
они производили сами. В 2006 году дефицит текущего бюджета США достиг
6,2% ВВП. Финансовые рынки поощряли потребителей брать займы, предлагая
все более замысловатые инструменты и льготные условия. Власти были
пособниками этого процесса, вмешиваясь, как только глобальная
финансовая система оказывалась под угрозой. С 1980 года регулятивные
механизмы все более смягчались вплоть до их фактического исчезновения.
Супербум
вырвался из-под контроля, когда новые продукты кредитного рынка
сделались столь запутанными, что власти больше не могли высчитывать
риски и стали полагаться на методы риск-менеджмента, применяемые самими
банками. Рейтинговые агентства тоже положились на информацию,
предоставляемую авторами синтетических продуктов. Это был откровенный
отказ от ответственности.
И тут все, что могло пойти не так,
пошло не так. Процесс, начавшийся с высокорискованных ипотечных
кредитов, распространился на все долговые обязательства под залог
имущества, создал угрозу для муниципальных и ипотечных страховых и
перестраховочных компаний, а также грозил обрушением мультитриллионного
(в долларовом исчислении) рынка свопов на дефолт по кредитам.
Обязательства инвестиционных банков по выкупу контрольных пакетов
компаний под залог превратились в долговые обязательства. Не
подверженные рыночному риску хеджевые фонды оказались не столь
неуязвимыми – их пришлось демонтировать. Рынок коммерческих бумаг,
подкрепленных активами, замер, а специальные инвестиционные
инструменты, созданные банками, чтобы снять с баланса ипотечные
кредиты, больше не могли привлекать средства извне. Финальный удар был
нанесен, когда межбанковское кредитование – стержень финансовой системы
– нарушилось, так как банки были вынуждены рачительно использовать свои
ресурсы и утратили доверие к своим партнерам. Центробанкам пришлось
осуществить небывалые денежные вливания и продлить кредит на
беспрецедентно широкий спектр ценных бумаг более широкому кругу
институтов, чем когда-либо. Потому-то нынешний кризис – серьезнее всех
прочих со времен Второй мировой.
Теперь кредитная экспансия
должна смениться периодом сжатия, так как некоторые из новых кредитных
инструментов и методов являются нездоровыми и неподдерживаемыми.
Способность финансовых органов стимулировать экономику сковывается
нежеланием остального мира накапливать добавочные резервы в долларах.
Вплоть до самого последнего времени инвесторы надеялись, что
Федеральная резервная система США пойдет на все, чтобы избежать
рецессии, ибо именно так она поступала в предыдущих случаях. Теперь
инвесторам придется осознать, что ФРС, возможно, больше не в силах так
действовать. В ситуации, когда цены на нефть, продовольствие и другие
товары первой необходимости держатся на прочном уровне, а укрепление
китайской валюты несколько ускорилось, ФРС также приходится
беспокоиться из-за инфляции. Если федеральные фонды упадут ниже
определенной отметки, давление на доллар возобновится и доходность
долгосрочных облигаций фактически будет расти. Где эта отметка, заранее
установить невозможно. Но, когда она будет достигнута, ФРС утратит
способность стимулировать экономику.
Хотя отныне рецессия в
развитых странах более или менее неизбежна, Китай, Индия и некоторые из
нефтедобывающих стран подвержены очень мощной противоположной
тенденции. Таким образом, нынешний финансовый кризис повлечет за собой
скорее не глобальную рецессию, а кардинальное переустройство глобальной
экономики: США относительно сдадут свои позиции, а Китай и другие
страны развивающегося мира взлетят.
Опасность в том, что
вызванная всем этим политическая напряженность, в том числе
протекционистский курс США, могут нарушить работу глобальной экономики
и ввергнуть мир в рецессию или нечто еще более ужасное.
Джордж Сорос, председатель совета директоров Soros Fund Management