Новый год принес американской экономике печальные известия. Безработица в декабре выросла до 5%. Это на 0,6 процентного пункта больше, чем в марте, когда процент безработных был самым низким с конца 2001 года. Спад на рынке жилья и ужесточение условий кредитования вкупе с растущими ценами на топливо, похоже, начали подтачивать и главную опору американской экономики — ее потребителей. Как возник американский кризис, чем он отличается от прошлых и что обещает мировой экономике — об этом The Wall Street Journal расспросила четырех финансистов: Джорджа СОРОСА, Пола ВОЛКЕРА, Уильяма СЭЙДМАНА и Роберта ШИЛЛЕРА.

Джордж СОРОС, инвестор

Занялся инвестиционным бизнесом в 1960-е гг., возглавляет Soros Fund Management. Считается первым американцем, заработавшим за год $1 млрд: в сентябре 1992 г. он сыграл против фунта стерлингов, обрушив его курс с $1,92 до $1,5. Филантроп, основатель благотворительных фондов, в частности «Открытого общества». Автор книг «Алхимия финансов», «Открывая советскую систему», «Кризис мирового капитализма» и др.

«Это ошибка — полагаться на способность рынка скорректировать себя»

— Вы часто говорите, что рынкам свойственно не стремление к равновесию, а «рефлекторность» — бессознательное поведение инвесторов, наоборот, заставляет рынки отклоняться от равновесия. Ситуация на рынке жилья США укладывается в эту модель?

— Рефлекторность объясняется взаимодействием между стоимостью обеспечения и готовностью кредитовать… Чем выше готовность кредитовать, тем выше стоимость обеспечения. В результате годовые темпы роста стоимости жилья могут выражаться двузначными цифрами в течение трех, а то и более лет подряд. Но в итоге наступает перелом, стоимость обеспечения начинает снижаться, что подрывает готовность кредитовать, а это, в свою очередь, еще больше подрывает стоимость обеспечения, и вы получаете спад.

То же самое было в 1980-е гг., когда разразился международный банковский кризис. Бразилия в течение десятилетия росла на 8% в год и могла занимать все больше и больше, и она росла, потому что могла больше занимать. В итоге [тогдашний председатель Федеральной резервной системы США] Пол Волкер сказал: «Хватит», и наступил перелом.

Пузыри начинают надуваться, когда есть расхождение между ожиданиями и истинным положением дел. Высокие ожидания ведут к улучшению фундаментальных показателей, потому что компаниям становится легче занимать деньги, что снова подпитывает ожидания. Вот тут создаются специальные инструменты, которые позволяют получать кредиты на все более мягких условиях; это стимулирует спрос и толкает цены вверх. Начинается период ускорения — пока разрыв между ожиданиями и реальностью не становится непреодолимым. Люди постепенно осознают этот разрыв, но по инерции продолжают двигаться вперед. В конце концов реальность начинает подрывать ожидания, и начинается спад.

— Но разве на рынке жилья все начиналось не с благоприятных фундаментальных факторов — низкие процентные ставки сделали дома более доступными?

— Федеральная резервная система (ФРС), без сомнения, отнеслась к ситуации халатно. Денежные власти руководствуются теорией рынка, которую я считаю неверной. Ее суть в том, что рынок отражает реальность, так что вы должны полагаться на рынок. На самом же деле со всеми этими новыми инструментами рассчитать риск невероятно трудно, и поэтому в конце концов они перестали его рассчитывать сами. Есть профессионалы, работающие с рисками, будем рассчитывать на то, что эти профессионалы контролируют свои риски, решили власти. Это основная ошибка — так сильно полагаться на способность рынка скорректировать себя.

Работа властей в том и заключается, чтобы не дать развиться крайностям. [Бывший глава ФРС] Алан Гринспэн пытался сделать это, говоря об «иррациональной эйфории» на фондовом рынке. Но его раскритиковали за то, что он якобы пытается подорвать рост, и он бросил это дело, сказав: «Контроль за ценами активов не наша компетенция. Мы работаем, чтобы не допустить ускорения инфляции и поддержать экономический рост».

Рефлекторность можно увидеть и в работе рейтинговых агентств. Они внесли много неразберихи; люди чрезмерно полагались на них, финансовая инженерия позволила распределить риски [между большим числом участников рынка], что позволяло людям брать на себя все новые риски.

— Со времен Великой депрессии США не переживали общенационального спада на жилищном рынке. Вы согласны с тем, что это породило чрезмерную уверенность в безопасности ипотечных кредитов, которая, в свою очередь, спровоцировала смягчение стандартов кредитования?

— Цикл «бум — крах» обычно начинается, когда у людей в голове происходит какой-то сбой, это и есть проявление рефлекторности. Если вернуться к международному банковскому кризису, банки использовали в качестве показателей кредитоспособности различные коэффициенты, такие как отношение долга к ВВП или экспорту, забыв, что их готовность кредитовать влияет на эти коэффициенты. В данном случае сбой заключается в том, что жилье стали считать обеспечением, которое не может дешеветь. Следовательно, под его залог можно выдавать все больше и больше кредитов. На 100% стоимости дома, на 105%. А первоначальный взнос сократить с 30% до нуля.

— Как люди могут игнорировать фундаментальные факторы?

— Люди на рынке работают в условиях конкуренции. Допустим, кто-то скажет, что это неразумно, и прекратит давать кредиты. Но другие будут продолжать это делать. И те, кто перестал кредитовать, просто потеряют работу, потому что они не показывают высокие результаты. Так что все будет продолжаться, пока музыка играет. Если перестанешь танцевать слишком рано, тебя выкинут из зала.

— Когда цены слишком сильно отрываются от фундаментальных факторов, люди, находясь в надувающемся пузыре, начинают искать новые фундаментальные показатели, которые оправдали бы текущие цены…

— Это тот самый сбой — люди перестают адекватно оценивать рыночную ситуацию. Фундаментальный принцип рефлекторности проявляется в том, что финансовые рынки не тяготеют к равновесию. Но те, кто верит в равновесие, должны найти объяснение, почему ипотека остается безопасным вложением, хотя у заемщиков платежи по кредиту выросли с 20% до 40% дохода и т. д.

— Интернет-пузырь конца 1990-х гг. тоже проявление рефлекторности?

— Да. Поскольку участники рынка смотрели на темпы роста продаж, компании должны были продолжать их демонстрировать, даже если бизнес-модель оказывалась несостоятельной. В противном случае им было бы невозможно поддерживать капитализацию на таком необоснованно высоком уровне.

— Насколько серьезным будет спад на рынке жилья?

— Многое зависит от того, насколько далеко готовы пойти власти. Ситуация осложняется тем, что бум на рынке жилья связан с дефицитом счета текущих операций, а он, в свою очередь, в некоторой степени связан с бюджетным дефицитом. Когда ФРС говорила: «У нас нейтральная позиция по процентным ставкам», — это потому, что они не могли сделать шаг ни в ту, ни в другую сторону, потому что сегодня еще есть проблема с долларом. Несколько циклов «бум — крах» протекают одновременно, долларовый — один из них.

Пол ВОЛКЕР, председатель ФРС США в 1979—1987 гг.

Проводя жесткую денежную политику, Волкер победил инфляцию — она упала с 13,5% в 1981 г. до 3,2% в 1983 г. и оставалась на низком уровне еще четверть века, но спровоцировал рецессию в США и кризис среди банков — кредиторов развивающихся стран. Организовал спасение крупных банков, оказавшихся на грани банкротства в 1980-е гг. Позднее возглавлял попечительский совет Комитета по международным стандартам финансовой отчетности и комиссию ООН по расследованию нарушений в программе «Нефть в обмен на продовольствие» в Ираке.

«Финансовые институты стали источником распространения хитроумных активов»

— Вы можете сравнить нынешний кризис с банковским начала 1980-х гг.?

— Мы еще не знаем истинных масштабов этого кризиса. В тот кризис было вовлечено множество стран, что осложняло дело с политической и экономической точки зрения. Но сегодня непрозрачность рынка и неопределенность относительно стоимости кредитных инструментов существенно выше. В начале 1980-х гг. размер долга был известен, как и его держатели — относительно небольшая группа банков.

— Предполагалось, что секьюритизация должна перераспределить риски от банков к участникам рынка капитала, сделав финансовую систему более стабильной. Не получилось ли в результате, что на самом деле она стала менее стабильной?

— Система хорошо работала во время небольших кризисов; теперь предстоит узнать, насколько хорошо она работает во время крупных. Были крахи хедж-фондов, и кризис преодолевался достаточно быстро. Риски распределены по финансовой системе в гораздо большей степени, чем в 1980-е гг., но мы пока не знаем, насколько они велики.

— Сегодня банки гораздо сильнее, чем в 1980-е гг. Это можно считать позитивным фактором?

— Безусловно. Сегодня нет такой угрозы банковской системе, как в 1982 г. Достаточность капитала банков гораздо выше; тогда это было настоящей проблемой. Но сегодня настоящая проблема в том, что финансовые институты стали источником распространения хитроумных активов; их паcсивы сегодня тоже гораздо сложнее понять и оценить.

— Это представляет серьезную угрозу для экономического роста?

— Пока мы не знаем. Потребители жили не по средствам, и их кредитовали исходя из ожиданий роста стоимости домов. Сейчас, когда эта дверца закрылась, они начинают жить по средствам. Раньше или позже коррекция должна была случиться. Не думаю, что адаптация непременно будет проходить тяжело, но и гладкой она не будет. Она никогда не бывает гладкой.

— Был ли кризис предсказуемым?

— Думаю, да. Ни для кого не было секретом, что на рынке жилья образовалось нечто вроде пузыря. Многие, и я в том числе, говорили, что страна тратит больше, чем производит, и это не может длиться бесконечно.

Уильям СЭЙДМАН, глава Федеральной корпорации страхования депозитов В 1985—1991 гг., в 1989—1991 гг. был первым председателем Resolution Trust Corporation

В обоих государственных агентствах занимался ликвидацией последствий кризиса ссудо-сберегательных касс, в результате которого обанкротилось более 1000 финансовых институтов. Работал советником по экономике при президентах Джеральде Форде и Рональде Рейгане. Издает финансовый журнал Bank Director, главный комментатор по экономическим вопросам телекомпании CNBC.

«Кредит» происходит от credo, что означает «я верю». Если не веришь, никакого кредита не будет»

— Нынешний кризис можно сравнить с кризисом ссудо-сберегательных касс?

— Они различаются. Нынешний — это по существу кризис в частном секторе, а в тот кризис были вовлечены институты, принимавшие вклады, которые страховало государство. Пока он не настолько серьезен. Тогда обанкротилось несколько крупных банков. С точки зрения действовавших норм Bank of America и Citibank были неплатежеспособны, но нормы подкорректировали, они получили капитал. Под вопрос была поставлена жизнеспособность самой системы. Сегодня не так; благодаря секьюритизации часть убытков несут участники финансового рынка, а не финансовые институты.

— Но сегодня выясняется, что банки связаны с забалансовыми фондами, инвестировавшими в высокорискованные ипотечные облигации…

— Верно. И все сейчас стараются уговорить правительство восполнить дефицит средств, образовавшийся из-за того, что перестал функционировать рынок корпоративных векселей. Пытаются привлечь к этому Федеральные банки жилищного кредита, Fannie Mae, Freddie Mac. Идет большое давление, чтобы превратить это во что-то похожее на события 1980-х гг. Но пока что кризис небольшой.

— Как могут различаться макроэкономические последствия?

— Кризис ссудо-сберегательных касс поначалу развивался в нескольких штатах, на экономику которых он оказал очень большое воздействие: Техасе, Флориде, Калифорнии, Массачусетсе. Нынешний кризис гораздо шире. Вопрос в том, пойдут ли банки на такое сокращение кредитов, что это ударит по экономике в целом. Это уже происходит, но пока в небольших масштабах. Ситуация стара как мир: «кредит» происходит от латинского credo, что означает «я верю». Если не веришь, никакого кредита не будет.

Роберт ШИЛЛЕР, профессор экономики Йельского университета

Изучает зависимость цены активов от психологии людей. В 2000 г. опубликовал книгу «Иррациональная эйфория», в которой утверждал, что бум на фондовом рынке обеспечили психологические, а не фундаментальные факторы. Вместе с профессором Карлом Кейсом изучает рынок жилья; они авторы семейства индексов S&P/Case-Shiller Home Price, отслеживающих динамику цен на жилую недвижимость в США.

«Владение домом — это ответственность, и не каждый способен ее нести»

— Дом для американца — не просто собственность, а воплощение американской мечты. Как вы думаете, это помогло образованию пузыря, сформировав эмоциональную привязанность к активу, стоимость которого не основана на фундаментальных факторах?

— Хорошо, что наша страна поощряет домовладение. Из-за этого, в частности, у нас меньше конфликтов между этническими группами, чем в других странах. Но, возможно, мы зашли слишком далеко, позволив такому большому числу людей безо всяких усилий стать домовладельцами; это стало предлогом для экстравагантной кредитной практики. Владение домом — это ответственность, и не каждый способен ее нести; для них существует аренда.

— Тот факт, что цены на жилье редко падают во всей стране, влияет на поведение людей?

— Большинство думает, что цены на жилье не могут падать долго. Они ссылаются на то, что масштабного падения не было со времен Великой депрессии. Думаю, у людей отсутствует историческое видение — они не осознают, что крупные события могут происходить раз в 70 лет. Я был поражен, когда понял, что нет индекса, отслеживающего динамику цен на недвижимость с того времени. Но есть распространенное мнение, что общенационального спада на жилищном рынке не было.

Думаю, во время бума на фондовом рынке в конце 1990-х гг. многие почувствовали себя инвесторами. Проводя в 2003 г. опрос недавних покупателей домов, я спрашивал: обвал на фондовом рынке в 2000—2002 гг. побудил вас купить дом или заставил отказаться от покупки? 70% сказали: ни то, ни другое, буду покупать в любом случае. Из оставшихся 30% тех, кто сказал «побудил», было в 10 раз больше. Их объяснения можно суммировать следующим образом: «Я устал от фондового рынка. Мне так часто обещали высокие доходы, но и брокер, и бухгалтеры обманывали нас. А дом всегда растет в цене. И я получаю огромное удовольствие от владения домом и могу видеть его каждый день».